От Заводов по Жильникам вверх, при первой возможности свернуть направо. В уютном окажешься месте: оно и жилище, оно и больница. Первое – по плану зодчего, второе – по призванию жильца. Во дворе, под широко раскрытыми ветвями многолетнего вяза собралась к обеду простая деревянная мебель. Напротив – качели. На одной из подвешенных деревяшек сидит девочка в тёплой зелёной куртке и юбке намного выше коленок. Совсем не по осени. Раскачивается, да взлететь не выходит. Ступни в Землю вросли.

Дом Исидора Бураха заперт. Недолго, быть может: Клара недавно пришла. Изнутри, быть может: Клара негромко стучала. Дверь ей шершавой показалась, горячей, и одновременно самой обычной. В ушах то же самое, странное. Слышит, как половицы скрипят и знает, что вокруг тихо. Мир разделился надвое, виден как со дна глухой и грязной стеклянной колбы: по ту сторону – настоящее, а по эту – его смазанное отображение. И не дурное, не вывернутое наизнанку. Только молчащее, тихое.

Таким, наверное, и должно быть всё, что ни тронет песчанка. Мыслители выдумали, что симптомы уродливы, а Вестница смотрела на вещи чуть проще – и чуть лучше их чувствовала. Почти понимала, что Мор пройдёт по Городу её недавними следами. Дурачила, быть может, саму себя, и за знамения принимала шутки былинной сестры. Невесёлые шутки. Всего несколько медиков, и тех первыми унесёт в нечестной игре.

Договоришься ли с ней, с бесформенной тенью грядущей вспышки? Нет.
«Или попробуем?»

Самозванка оставила своё место и разыскала где-то в складках одежды отмычку. К двери подошла без оглядки, легко и привычно взломала замок. Только изнутри можно определить, о чём молчат стены и откуда в них эхо. Девочка перешагнула порог по наитию и медленно обошла коридор. Цеплялась пальцами за стену, рассеянно её гладила; ничего интереснее комода не нашла. Зацепила первый попавшийся ящик за ручку, открыла. Пуст, только пылинки рассыпались в лившихся из окна лучах солнца. Прав был народ, называя Клару воровкой. Может, и с чумой толпа не прогадала – только нет её, болезни, и доказать нельзя ничего.

Ловить нерождённые вещи помешал звук чьих-то шагов. Скорых, быстро обретающих тяжесть. Клара без лишней скромности задвинула ящик комода обратно, развернулась на носках, выпрямила спину и подняла голову. Задержалась немного со своими формальностями: рослый парень с красноречивым хмурым лицом, однозначно домашний, уже заполнил собой пустоту коридора.

– Ты не Исидор. – Клара заговорила, пока немая сцена не разрешилась без пользы. В её словах, сильно зависимых от контекста, проступали нотки облегчения и даже приязни... на контрасте с обстоятельствами. – И не Бурах, хотя связать себя с ними пытаешься. Рубин?

Ничего конкретного Самозванка не имела в виду. Знала мало, видела только, что человек перед ней недобрый. За такое платят взаимно, от пациентов признания не дождёшься. Да и только ли от них?.. Полнится Город куколками, отбрасывающими длинные тени, и Господь часто сводил Клару именно с ними, по подобию. Не пустыми были случайные встречи, короткие касания чьей-то воли. Они были способны подарить смысл даже маленькому и несовершенному человеку, дать ему осознать что-нибудь новое. Но обрести свободу – никогда: из паутины можно выбраться только мёртвым.

Вестница пришла сюда со связанными руками, ради безликой своры складских детей во главе с рыжим мальчишкой. Жалко, думает, стало. Зачерпнула из движения силы, поровну властной над всеми, свою долю человеческих желаний. Вот и стоит, смотрит в глаза постороннему лекарю, предлагает ему обменять свою жизнь на призрачный шанс спасти кого-то ещё. Не специально; пока можно откупиться от совести, заявив, что будущее туманно. Но и не по наивности, с явным и сильным намерением «всем помочь».

– Я Клара, чудотворница. Только это не важно, не обо мне пойдёт речь. – Самозванка говорила с упорством преступника, заговаривающего очевидцу зубы. – Не спрашивай пока ничего, только говори. Сам. Смог бы ты когда-нибудь повторить подвиг своего учителя? Нет, по-другому. Хотел бы?