ВОДА
(мифы и факты)
Вода (как кровь и вообще жидкость) — это источник жизни, знания и связи между собой всего сущего, но также может быть носителем зла (источник Сугаг Хадуг).

«Все соками степными живем. И твирь-трава из степи свои соки тянет, и солнце из твирь-травы свои соки пьет, и бык свое берет-отдает — и человек, червь грешный, за своими надобностями землю высасывает. Жидкость телес — дар и ключ к пониманию всего!»

Через Город протекают реки Горхон, Жилка и Глотка. Однако пить воду из реки считается дозволительным только животным. Люди набирают родниковую воду из скрытых источников. Источники считаются даром Степи. Местные предания уверяют что добыть воду самим людям не удастся. «Кровь земли прячется от людей» — это строка из местного мифа. Действительно. Мы прокопали вглубь уже метров сто — но влаги не нашли. Удивительно, правда?

В городе и в близлежащей степи есть несколько ключей. Источники разные, в каждом своя вода. Одна — сытная, другая — радостная, третья — злая. Три из них — в городе. У всех есть красивые языческие названия на местном наречии. Это:

1. Каменный источник Собора. Источник Каменного двора раньше назывался Голгур. Слово с непонятной этимологией. Кажется, что-то вроде «гладкий глоток».

2. Источник — колодец на Шнурочной Площади назывался Тыпхе — что значит просто «колодец»

3. источник Сугаг Хадуг на стыке Степи и Гнилого поля. Некогда его вода считалась священной, но старожилы остерегаются ее пить из-за близости источника к полям захоронений. «Воду из Сугага пить не можно, профессор. Как тебе кто глоток воды даст, ты его, голубчика за горло бери и спрашивай — не из Сугага ли водицу брал? А сознается — вылей ему это воду в пасть, чтобы не травил честных людей. Через эту вода зло идет. Не язва, нет... Зло.» Источник был разрушен при постройке Проекта Быков.

О КУЛЬТУРЕ ПОГРЕБЕНИЯКультура погребений находится на самом примитивном уровне... Покойный смотритель кладбища был из местных. Он всячески потакал обычаям безграмотных скотоводов. Мертвых до сих пор хоронят небрежно.

Они не всегда предают тела земле. Землю местные народы считают своей праматерью. Закапывать свое тело в землю — удел немногих, это уж как повезет. Кого-то закапывают глубоко, а кого-то совсем неглубоко, близко к поверхности.

Уклад не показывает, как они распоряжаются своими мертвыми. В Термитнике выкопано много нор — они волокут мертвого вглубь, а спустя сутки наружу вытаскивают небольшой кожаный сверток и отдают покойному почести.

СМОТРИТЕЛЬ КЛАДБИЩА«Должность смотрителя кладбища передавалась по наследству на протяжении трех поколений. Однако нет сведений, подтверждающих, что эта должность в городе была кастовой или ритуальной. Со времен основания каменного города за кладбищем наблюдали самые разные люди, и среди них были не одни только степняки. Нынешний смотритель вообще возводит свой род к поздним поселенцам. Поэтому нелепо было бы оправдывать странное поведение смотрителей последних лет приверженностью к местному культу мертвых. У степняков культ мертвых как таковой вообще не развит. Он теряется на фоне сложного культа земли. Степняки боятся своих мертвецов и воспринимают их как скверну. Обычай закапывать в землю покойных они считают варварством и удостаивают этой чести лишь избранных — причем сопровождают процесс вынужденного осквернения земли многочисленными очистительными обрядами.

Некоторые примитивные народы относятся к своим мертвым так же, как и к живым. Их мифология не создала особого мира, где мертвые могут ждать воскресения либо встречи с ныне живущими. Не имея возможности сохранить для себя голоса и чувства умерших и не веря в будущую встречу с милыми предками, эти народы пытаются сохранить их прах, в той или иной мере наделяя кости качествами покойного. Таким образом они создают иллюзию присутствия умершего в своем повседневном быту. Но нашим степнякам это не свойственно.

Я беру на себя смелость утверждать, что странная, теплая, почти животная забота, которую нынешний Смотритель проявляет по отношению к городским мертвецам, вообще не связана с ритуалами и традициями. Ухаживать за мертвыми так, как ухаживает за ними Смотритель — утешать их, греть их своим сердечным теплом — желание, идущее из глубины человеческой души. Смотритель относится к мертвым так, потому что не видит иного выхода. Вряд ли он любит покойных. Но я уверен — он чувствует их слишком хорошо, чтобы относиться к ним равнодушно.

Думаю, причина такого надрывного отношения к боли мертвых проистекает исключительно от злоупотребления настоями и от курения смолистых корней савьюра. Иначе объяснить это невозможно, ведь Смотритель — не сумасшедший, а вполне здравомыслящий человек. Твирин обострил его чувства. Много превысив допустимую для человека норму твирина, обитая на границе города, в дреме разнотравья, Смотритель узнал о страданиях умерших слишком много такого, что живым не положено знать. Ужасную, безнадежную боль бездвижных мертвецов он стал чувствовать натяжением нервов, поверхностью кожи — и так же телесно, кормя их сахаром, поливая могилы парным молоком, он пытается ее облегчить. Думаю, их боль передалась ему, и стала шоком для него самого. Он заливает ее твирином, чувства его обостряются еще сильней, и общий накал страдания достигает удвоенной силы!

Свою дочку, Ласку, Смотритель воспитал в том же духе. Чтобы те лучше знали о нуждах мертвых, Смотритель приохотил к твирину сначала свою жену, а впоследствии — и ребенка. Губительное влияние трав сказалось и на восприятии его домочадцев. У них чрезвычайно чувствительные уши, и волоски на коже, кажется, шевелятся от малейшего колебания в кладбищенской земле. Его жена, в юности миловидная, к закату своей жизни выглядела так, словно сама была выходцем с той стороны. К тому моменту, как она поседела, она отрастила себе такие густые и тяжелые волосы, что они полностью закрывали ее туловище. С тыльной стороны они достигали земли, а спереди спускались ниже пояса сплошной волной. Ногти ее затвердели и кожа на руках ссохлась от постоянного пересыпания земли.

Естественно, что в таком положении несчастная семья не может уже относиться к мертвым иначе, как к своим близким — малоподвижным, но постоянно присутствующим в их повседневной жизни существам. Они живут и ночуют почти что в обнимку с покойниками. Земля, наполненная погребенными людьми, качает их на своей ноздреватой ладони. И ночью, когда город спит, степь погружена во тьму, и ни один посторонний звук не нарушает тишины этой ночи, они, опьяненные твирином, приникают ушами к лежанкам и засыпают, слушая звуки земли. Сверху, из бездонной космической тьмы, на них смотрят холодные звезды. Мертвые окружают их со всех сторон. Иногда, едва успев похоронить еще утром дышавшего человека, и закончить поминальную трапезу на свежей могиле, они уже слышат, как новый сосед начинает ворочаться на новом месте.

Слыша мертвый говор и чувствуя мертвую боль, смотритель уже не может забыть о своих подопечных. Он заботится о них, потому что ощущает всем телом, что их существование не прекращено. Наверное, теперь он почитает эту заботу уже не своей насущной потребностью, а неприятным, но непременным долгом.